Мы пришли в редакцию хворостянской районной газеты «Красное знамя» с небольшой разницей во времени: я — 8 декабря 1957-го года, Володя Топорков — в середине следующего, после получения аттестата зрелости в Хворостянской средней школе. Вместе мы проработали три года. Потом жизнь развела нас по разные стороны, но наши дружеские связи никогда не обрывались.
Родился В.Ф. Топорков 4 декабря 1940 года близ села Ивановка, в деревушке Троицкое, ныне уже не существующей. Рос без отца, не вернувшегося с фронта, поэтому рано повзрослел, приобщился к «взрослому» труду. После окончания школы, где он получил права тракториста, стал в местном колхозе механизатором: пахал, сеял… И одновременно проявлял склонность к творчеству. Писал заметки, стихи, подписывая их псевдонимом «Троицкий» — по названию своей малой родины.
Никто не удивился, что вскоре способного селькора пригласили на постоянную работу в редакцию в качестве литсотрудника (корреспондента).
В 1960-м году Хворостянский район прекратил своё существование, было упразднено и «Красное знамя». Но к этому времени творческий задел у Топоркова был уже немалый. Так что журналистика стала его призванием.
С 1964-го по 1972-й он возглавлял газету «Звезда» Становлянского района. Потом — работа в партийных и советских органах. Несколько лет был председателем райисполкома, а в августе 1991-го года, отмеченного драматическими событиями в жизни нашей страны, стал первым секретарём обкома КПСС. С 1990-го по 2003-й год избирался народным депутатом РСФСР, депутатом Госдумы РФ.
Свою общественно-политическую деятельность Владимир Фёдорович активно сочетал с писательской работой. Он автор 17 художественных книг (романов и повестей): «Колокола земли», «Четыре угла счастья», «Засуха», «Наследство», других произведений, в которых чётко прослеживается крестьянская закваска автора, его любовь к родной земле, искренняя боль за дальнейшую её судьбу.
В.Ф. Топорков награждён орденом Трудового Красного Знамени, ему присвоено звание заслуженного работника культуры РФ.
22 декабря 2002-го года, незадолго до смерти, Владимир Фёдорович побывал в редакции нашей газеты и подарил мне свою автобиографическую книгу «На перекрёстках судьбы» с такой вот надписью: «Дорогому Валерию Николаевичу Волокитину — на память о совместной работе».
Валерий ВОЛОКИТИН.
Журналистскими тропами. Сегодня мы публикуем отрывок из его книги «На перекрёстках судьбы» (2002 г.)
К сожалению, в тот год сев я не закончил: пригласили на работу в редакцию Хворостянской районной газеты «Красное знамя».
Попались мудрые учителя: редактор Пётр Фёдорович Галушкин и поэт Адольф Беляев, автор многих поэтических сборников. Лет с 15 я писал стихи, но мои учителя мне сказали прямо: «Вот что, парень, стихи — это хорошо, но знаешь ли ты жизнь? Ты попробуй писать не о цветах, а о людях, о том, что их волнует, радует или огорчает».
Так у газеты появился новый внештатный корреспондент, который на велосипеде и пешком колесил после школы по району, искал интересных людей и интересные факты, а потом пытался всё это изложить на бумаге. Но не в этом дело. Главное, что я усвоил за эти 2 года: лёгкого хлеба не бывает, особенно в журналистике. И прав В. Маяковский, утверждавший, что «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». А особенно в районке, где штатный аппарат маленький, а газета, как ненасытная утроба, готова проглотить всё.
Так что, когда меня пригласили работать, я уже представлял, какую ношу на себя взваливаю. Самое тяжёлое было — это путешествия по району. Транспорта никакого, кроме одного велосипеда, лучше всего надейся на крепкие ноги. Выходишь на рассвете, засунув в карман горбушку хлеба (в селе тогда можно было купить любую еду, кроме хлеба), и — вперёд!
… Сколько встреч было, знакомств, открытий, наконец, просто человеческой мудрости и добродетели во всём этом. И если в первый год чаще приходилось ночевать в конторах, на столах, то потом почти в каждом селе появились друзья, которые и ужином угостят, и стопку нальют, если продрог, и, наконец, утром помогут найти попутку до райцентра.
В хворостянской районке в то время, когда я пришёл, коллектив только складывался. Наш главный, Пётр Галушкин, был предан газете до самозабвения, иногда сутками не выходил из редакции. И обедал он прямо в кабинете, куда пищу приносили ему дети.
Впрочем, бывали дни, когда газета выходила рано, и тогда Пётр Фёдорович, выпив стопку-другую водки, извлекал из шкафа балалайку. Играл он виртуозно, а самое главное, знал массу «заковыристых» частушек. Обычно редактор, особенно, когда волновался, немного заикался, но вот частушки пел, что называется, без сучка, без задоринки.
Любил Пётр Фёдорович и шутку, был остёр на язык. А меткое слово в чей-нибудь адрес, как прилипало, делалось «кличкой». Анекдотами становились и некоторые его шутки. Так, однажды на совещании в обкоме партии у Галушкина спросили, почему он уволил сразу и заместителя, и одного заведующего отделом?
— Больше редактора пить стали! — невозмутимо ответил Пётр Фёдорович. Всё совещание буквально покатилось от смеха.
Впрочем, Пётр Фёдорович и сам был любитель выпить, но, как говорится, дело на безделье не менял. Обычно он вечером спрашивал: «Ну, кто сегодня редактору за водкой идёт?». На языке, понятном в редакции, это означало: «Кто сегодня дежурит по номеру?». Вот с дежурным Галушкин до 2-3-х часов ночи вычитывал газету, а потом, уже подписав номер, шёл к «девчатам» ужинать. «Девчата» — это наборщицы и печатники, от которых зависело, выйдет вовремя газета или нет. Впрочем, никто и в мыслях не держал, чтобы был допущен срыв.
Редакционный ужин — тоже событие запоминающееся. Около редакции был пустующий огород, который весной обычно наш конюх, дед Трубка, распахивал, и мы сажали коллективно картошку. Этот урожай потом, сваренный на плите в чайнике, и украшал наш стол, на котором были ещё хлеб, солёные огурцы, селёдка.
Находилась по этому поводу и бутылка. И тогда Пётр Фёдорович, потирая руки, говорил: «В нашей газете водку пьют только в двух случаях: когда есть огурчик или когда нет огурчика». И смеялся довольный.
Иногда Галушкин перед ужином уходил на несколько минут домой (жил буквально в пятидесяти шагах от редакции) и возвращался с куском сала. Сам он по первому образованию зоотехник, и эти знания пригодились. Дома поросят он откармливал по беконному методу, и сало с мясными прослойками было необычно вкусным. В зимние дни кусочек сала помещался на полочку в коридоре, замерзал на несколько минут, и тогда лучшей еды с горячей картошкой не было. Однажды редактору самому не хватило сала, и он полушутя сказал: «Вот что, обжоры, ужинать дома надо!».
Эх, Пётр Фёдорович, святая простота! Будто не знал он, что многие работники и из типографии, и из редакции были людьми холостыми и бездомными, жили на частных квартирах. И вечерняя трапеза в редакции — это и завтрак, и обед, и ужин одновременно. Правда, можно было сбегать на обед в столовую райцентра, но времени не всегда хватало, хотя и были деньги.
Вспоминая сейчас о первых своих трудовых буднях, я удивляюсь, что в то время платили журналистам приличную зарплату. Я получал больше тысячи рублей. Это были большие деньги, если хлеб стоил 1 рубль 60 копеек, а килограмм мяса — 10 рублей, килограмм колбасы — 13 рублей. Так что у меня оставались деньги и для того, чтобы помогать матери.
… Вместе со мной работал Валерий Волокитин, мой сверстник, приехавший из Добринки. И у него с годами выработалась своя тема — краеведение. Писал он о многих наших славных земляках, исторических событиях на территории Добринского и Хворостянского районов. Кстати, и о своей бывшей районной газете написал. Под заголовком «Была в Хворостянке газета». Есть там упоминание и обо мне.
В те далёкие годы Валерий окончил заочно Московский полиграфический институт, и ему тяжеловато было сочетать учёбу с работой, но корреспонденции, репортажи появлялись довольно часто. В командировки он ездил с Рафаилом Бурковым. Тот пришёл к нам из райкома партии (а до 1957-го года служил на флоте, был замполитом миноносца), и ему трудновато давалась журналистская работа, поэтому чаще всего его первыми «редакторами» были Валерий и я. Но всё равно нам было приятно ездить с Рафаилом Васильевичем, ибо его новенький ИЖ-56 здорово выручал нас хотя бы летом. Правда, если неожиданно начинался дождь, мотоцикл приходилось тащить на себе.
О чём писали мы, тогдашние районщики? Были ли запретные темы? Вспоминая сейчас о том времени, прихожу к выводу: практически нет. Другое дело, что профессионального мастерства не хватало.
Кстати, начало моей журналистской деятельности приходится на хрущёвский период, и пропаганда «королевы полей» была одной из стержневых тем газет. Иногда это откровенно набивало такую оскомину, что мы начинали плеваться, когда получали задание от редактора.
Но у «кукурузной эпохи» был и огромный плюс: с приходом её на поля на селе была решена кормовая проблема. Ведь до этого у крестьян кормов до весны не хватало. Кукуруза решила эту задачу. Другое дело, что многим партийным работникам не хватало чувства меры: вместо того, чтобы сеять столько, сколько можно было убрать, некоторые были готовы под кукурузу отдать все просторы России. А в результате — конфуз типа воронежского.
Хрущёв поехал в Воронеж на зональное совещание передовиков сельского хозяйства и перед началом получил справку, что в одном из колхозов неубранную кукурузу, что прилегала к железной дороге (а Хрущёв ехал в Воронеж поездом), сдвинули рельсом, прицепленным к трактору. Был большой скандал на совещании, родилась едкая частушка популярных куплетистов Рудакова и Нечаева:
«Шёл в Воронеж поезд с грузом,
Взял и рухнул под откос:
На уборку кукурузы
Кто-то рельсы все унёс!».
Смеялись все, в том числе и Хрущёв, но истина была, наверное, в русском характере: не хватает нам иногда чувства меры. Кукурузный «перехлёст» — это только одна из глупостей того времени…
Одной из задач, которую ставили тогда перед газетами, была пропаганда передового опыта. Так, в совхозе «Правда» трудилась свинаркой Евдокия Комолых, не жалевшая сил и времени на работу. Впоследствии она стала Героем Соцтруда. Я несколько раз бывал у неё на ферме, писал об опыте получения большого количества поросят.
Широко пропагандировали мы и опыт доярок совхоза «Отрада», первыми начавших получать по 4 тысячи килограммов молока от коровы. Помню хорошо и директора этого хозяйства Сергея Владимировича Чеботарёва. Грузноватый мужик, мог сутками пропадать в поле. К сожалению, жизнь не отмерила ему даже шестидесяти. А вот его коллега Владимир Семёнович Зубков запомнился тем, что на совещаниях … засыпал мгновенно. Сидишь, бывало, на каком-нибудь пленуме, в зале тишина, и вдруг — громкий храп с причмокиванием. И зал уже хохочет. Но работал Зубков вдумчиво. И в колхозе имени Карла Маркса даже в то далёкое время начали строить жильё, детский сад. Потом хозяйство под его руководством стало одним из лучших в Липецкой области. Однажды я подготовил несколько писем из этого колхоза, где шла речь о добрых переменах в сёлах Дурово, Отскочное, и сюда потянулись люди, а Владимир Семёнович их любезно принимал, размещал, давал работу. Его награждали орденами, отмечали премиями, но спать на совещаниях он так и не разучился…
Хворостянская районка мне памятна и тем, что она воспитала у нас чувство ответственности. Помню 7 января, на Рождество, меня пригласил Галушкин и почти без заикания поставил задачу: «Сегодня номер выходит, а материала о подготовке техники к весне нет. И, вообще, люди болеют, на полосах сплошные «дырки». Садись на поезд и кати в колхоз имени Ленина. Но часам к трём возвращайся и прямо с колёс пиши в номер».
Сколько я работал в районных газетах — всегда одна проблема: нет «материала», нечего ставить в номер. Всё объяснялось просто: сотрудников 6, в неделю же надо написать три печатных листа без малого. А ведь люди болели, ездили в командировки, были в отпусках. Если к этому добавить, что ответственный секретарь (у нас это была Мария Ивановна Некрасова) и редактор заняты подготовкой материалов к печати, макетированием и вёрсткой газеты, то нагрузка на одного пишущего человека была титанической…
