Улица Карла Маркса — улица моего детства. Она появилась на карте Добринки (Чуевки) в начале 20 века. Первым из моих предков на этой улице, пока не имевшей названия, поселился дед по линии отца Фёдор Фёдорович Логинов вместе со своей многочисленной семьёй.
Он был коммунистом и возглавлял в то время колхоз «Новый быт». На должность счетовода он пригласил моего второго деда по линии матери, своего свата Ивана Антоновича Авцынова. Их старшие дети (мои родители) были в браке уже 5 лет. Иван Антонович был беспартийным и набожным человеком, который имел хороший голос и пел в церковном хоре. Недолго думая, весной 1939 года он разобрал дом в деревне Чуево-Отруба, перевёз дубовый сруб в Чуевку и поставил его в начале улицы. С тех пор два рода — Логиновых и Авцыновых пустили здесь свои корни.
Когда родилась я, а это было спустя 8 лет после окончания Великой Отечественной войны, наши родственники расселились уже по всей улице Ленинской (такое у неё было первоначальное название). В шестидесятых годах без всякого согласования с жителями это название у нас «украли» и отдали его одной из центральных улиц Добринки, где теперь расположен лицей, Дом культуры. Взамен нашей улице присвоили имя Карла Маркса, но односельчане ещё долгое время по привычке называли улицу Ленинской.
На улице Карла Маркса, кроме вышеупомянутых дедов, по линии Логиновых жили следующие семьи: моих родителей Алексея Фёдоровича и Татьяны Ивановны, дядей Валентина, Виктора, Александра, Анатолия, Михаила и тёти Раисы Фёдоровны Лариной.
По линии матери здесь проживали мои родные тёти с семьями: Елена Ивановна Жигулина и Мария Ивановна Авцынова. К сожалению, сейчас из взрослого поколения никого уже не осталось в живых. Жива только моя крёстная Лидия Степановна Логвинова, жена дяди Анатолия, да и ей уже 86 лет. Это единственная семья, которая носит не исконную нашу фамилию, а искажённую, по-видимому, каким-то «грамотеем» в сельском совете. До сих пор на улице живут потомки семей Логиновых (Логвиновых), Авцыновых, Жигулиных.
Вообще на нашей улице многие были близкими родственниками друг другу. В этой связи не могу не упомянуть семьи трёх родных сестёр Надежды Васильевны Якимовой, Екатерины Васильевны Теряевой, Евдокии Васильевны Агарковой, братьев и сестры Бориса Васильевича, Михаила Васильевича и Раисы Васильевны Логуновых, сестёр Варвары Семёновны Прохоровой и Евдокии Семёновны Кузнецовой, брата и сестры Николая Владимировича и Таисии Владимировны Башкиных, брата и сестры Марии Семёновны Назаровой и Анатолия Семёновича Горбачёва, матери Марии Константиновны, сына Виктора и дочери Клавдии Логуновых, братьев Жигановых Александра и Владимира и т.д.
Наша улица бережно хранит предания. С раннего детства я знала, что здесь когда-то жил матрос с легендарного крейсера «Варяг», а также лихой казак царской армии Даниил Васильев, дед моей одноклассницы Лидии. В добротном дубовом доме под №9 некогда жил богатый купец, который имел огромную пасеку, прекрасный фруктовый сад, где росли антоновка, апорт, ирга, ланжа, другие экзотические фрукты. Дом утопал в сирени и других декоративных кустарниках.
Потом в этом доме поселилась Карасёва Елена Антоновна с семьёй, приехавшая в 1937 году из Средней Матрёнки. Уличные прозвища некоторых жителей тоже навевают мысли о причастности её жителей к чему-то древнему: бабка Драгуниха, бабка Судариха. Жила у нас даже бабка с необычным именем — Домна. Улица была полна мастеровых людей: печники, шорники, скорняки, швеи, вышивальщицы, вязальщицы, изготовители цветов для венков, мастера делать пуховые перины и подушки и другие. Были среди них и те, кто делал ножи, тяпки, серпы, деревянные лопаты и грабли, маслобойки, гребни, рубеля. Мои родители поселились на усадьбе мастеровых, которые когда-то кустарным способом изготавливали вёдра, поэтому и получили прозвище Ведерники.
Мы, дети, очень часто встречали сзади дома целые залежи ржавых обрезков от листового железа. Однажды в огороде нашли даже кольцо из червонного золота и бронзовую статуэтку однорукой Венеры Милосской. Поговаривали, что до Ведерников здесь жили богатые люди.
На нашей улице жил дед Стальной — мастер на все руки. Напротив моего дома много лет проживала вместе с инвалидом ВОВ В.Ф. Горбачёвым знаменитая чуевская знахарка Мария Николаевна Горбачёва. Помню, как к ней постоянно приходили или приезжали заговаривать пупочную грыжу новорождённым. Тогда было такое время, что это, мягко говоря, не приветствовалось, поэтому «статусные» люди, чтобы не «светиться», оставляли машины около моста, а к Марии Николаевне следовали пешком. Она, хотя не имела собственных детей, могла и роды принять. Например, я родилась дома при её непосредственной помощи. Рядом со знахаркой жил бывший регент церковного хора Н.В. Горбачёв. После закрытия Никольского храма он тайно читал по мёртвым, крестил новорождённых.
А в центре улицы располагалась усадьба убеждённого коммуниста Ивана Юшкова и его жены бабы Фени. Он стоял у истоков образования коммун. Жил обособленно, был суров, немногословен, выписывал огромное количество газет. Усадьба его отличалась от остальных поместий тем, что была обрамлена по периметру глубокой канавой, куда мы боялись ступить ногой. Баба Феня была женщиной кроткой, но общительной. Прочитанными газетами она делилась с соседями, которые те использовали для хозяйственных нужд — постелить, селёдку завернуть, что-то прикрыть.
На нашей улице жил дядя Саша Кикин, который служил в Кремле и охранял Сталина. С его дочерью Людмилой мы вместе учились в институте и жили на одной съёмной квартире.
Рядом с моим дедом жила первая в истории Добринского района золотая медалистка Жоголева Раиса Алексеевна. В 1945 году ей была вручена золотая медаль и аттестат зрелости, заполненный корявым почерком первого директора единственной на то время средней школы в районе Фёдора Сергеевича Голубых.
Потом дом Жоголевых был продан знаменитому добринскому педагогу, завучу Чуевской средней школы (ныне школа №2) Николаю Владимировичу Башкину. Старшее поколение выпускников нашей школы хорошо знало его и до сих пор вспоминает с благодарностью при всей его неоднозначности. Наша улица по праву может гордиться его детьми. Все они окончили престижный вуз страны — МГУ. Старший сын Владимир и дочь Ольга (моя одноклассница) защитили докторские диссертации. Сын Владимир — профессор, его имя занесено во всемирную энциклопедию. На нашей улице жили и кандидаты сельскохозяйственных наук Жигановы Людмила и Валентина.
Великая Отечественная война не могла не коснуться жителей нашей улицы. Когда шли бои в Воронеже, то в одну из ночей над улицей кружил немецкий самолёт. Жители выбежали на дорогу и в испуге наблюдали за низко летящим «мессером».
С первых дней войны многие сельчане ушли на фронт, а оставшееся население самоотверженно трудилось в колхозе. Мой дед Фёдор Фёдорович имел бронь как председатель колхоза. Он проводил на войну троих сыновей: Алексея, Константина и Валентина. Пришло распоряжение эвакуироваться семьям коммунистов, так как фашисты были уже под Воронежем. Перед эвакуацией семья деда фотографировалась на память около своего дома (снимок сохранился). Правда, уехать из родных мест они так и не решились.
С войны не вернулось 9 жителей нашей улицы. Среди них Софья Соломатина, Борис Абакумов, Василий Карасёв, Николай Назаров, Николай Ларин. Из вернувшихся многие были инвалидами: Д. Ларин, В. Горбачёв, А. Логинов, В. Назаров, Н. Башкин, М. Титов, Г. Абакумов и другие. В настоящее время здесь не осталось ни одного участника войны.
Протяжённость нашей улицы в пределах километра. Около 80-ти домовладений. Начало её идёт от улицы Садовой, к которой она стоит перпендикулярно, а заканчивается улица, делая небольшой загиб влево, где по обе стороны расположено несколько домов. В структуру улицы входят два огромных болота: Школьное, по льду которого зимой мы ходили в школу, и Швырково, с которым нас связывают многие воспоминания детства. За Швырковым болотом были обширные луга, где паслись огромные стаи белых гусей, табуны лошадей, домашний и совхозный скот.
А иногда там останавливались кочующие цыгане. Летом в болоте ловили на удочку карасей, а когда в августе болото пересыхало, то рыбачили мы уже с помощью ветхих плетёных кошёлок без дна, ловко набрасывая их на движущуюся почти на поверхности воды огромную рыбину. Бывало, всё село выходило ловить. Некоторые ловили прямо руками. А зимой мы расчищали болото от снега, прикручивали снегурки к валенкам и катались по большому кругу.
Мальчишки играли в хоккей с самодельными клюшками. Где-то в семидесятые годы Швырково болото чуть не загрязнили наши местные власти. Было решено сточные воды с местного маслозавода отправлять не в своё (маслозаводское) болото, которое находилось рядом и от которого шёл зловонный запах на всю округу, а в Швырково болото. Для этой цели уже по нашей улице вырыли глубокую траншею для труб, но что-то не срослось, и проект поменяли. Трубы перекинули через Чуевский пруд и загрязнили уникальное Спорное болото с редкой флорой и фауной. Глубокие траншеи заросли травой и собирали талую и дождевую воду.
В середине улицу перекрывал мост. Он и сейчас сохранился, но имеет другой вид. Помню этот мост деревянным, но потом его сделали из нескольких огромных асбестовых труб диаметром больше метра. На поверхности по обеим сторонам соорудили из раствора щебня, песка и цемента толстые перила, на которых любили отдыхать женщины, старушки с авоськами, сумками, утомлённые дальним походам по магазинам в центр Добринки. Мост был перекинут через широкий лог, который имел исток на лугу за огородами жителей нынешней улицы Крупской и плавно впадал в Чуевский пруд.
Весной, при таянии снегов, вода едва успевала проходить через эти трубы и размывала ещё часть дороги так, что жители с трудом могли перейти на другую сторону. Поток воды был таким интенсивным, что трудно было удержаться на ногах. В школе было заведено, как только затоплялся этот мост, всех отпускали на каникулы. Как правило, в городе каникулы к тому времени уже завершались, а мы ждали половодья и отдыхали позже. Несколько дней мы были напрочь отделены от цивилизации.
Я вот теперь не могу припомнить, как же ходили в это время на работу взрослые люди. Знаю, что автобус, машины, трактора оставлялись на том берегу. Когда напор воды ослабевал, мы пробирались на мост и пускали с одного конца водного потока бумажные кораблики и с любопытством следили за их движением.
Когда лог вскрывался и осколки льдин плавали на поверхности, мы приходили сюда, пробирались на льдины и, отталкиваясь с помощью вил, весело, с криками, плавали. Не каждый мог отважиться на это! Нужны были ловкость и мгновенная реакция. Бывали случаи, когда оказывались в воде и, боясь гнева родителей, скорей бежали домой сушиться на печи, чтобы не заболеть.
Когда вода пересыхала в трубах, мы любили там собираться, прятаться от дождя. Сидя под мостом, мы ощущали, как ездили машины, ходили люди, но нас никто не видел в этом укромном уголке. Там мы рассказывали друг другу страшные истории, анекдоты, пересказывали интересные книги… Не только дети, но и юноши и девушки находили на мосту свой приют. Мы часто наблюдали, как, прогнав нас, «мелюзгу», на перилах по вечерам сидели влюблённые пары, обнимались и целовались. Так было, что каждый сельчанин знал, кто с кем дружит из молодёжи.
Улица была широкая. По ней возили на машинах ГАЗ-53 зерно, прикрытое брезентом (ташой), и сахарную свёклу соответственно на элеватор и свеклопункт.
В воскресные дни можно было наблюдать, как из деревни Наливкино ранним утром проезжали мимо нас подводы с людьми, спешащими на базар. А зимой из Наливкино ездили уже на санях или тракторах с прицепленными к ним «теплушками». Детвора ждала их возвращения с рынка, так как имела обыкновение цепляться к саням и теплушкам и «подкатываться». Иногда доезжали до занесённого снегом пастбища, а назад возвращались пешком.
Нередкими гостями на нашей улице были «побирушки», цыгане и странники. Их никто не обижал. Подавали в основном яички, пышки, кусок хлебушка, изредка — копеечки. Помню странника Ваню слепого. Часто он ночевал у дедушки Вани. Мама тоже жалела его, и он ночевал у нас на печке. Мы просили рассказать его, где он был, что видел, как в других местах живут люди.
Почти каждый день из деревни Наливкино ходил странный человек дядя Коля. Говорили, что он участник войны, офицер, перенес тяжёлую контузию. А ещё говорили, что в магазинах всё ему отпускают бесплатно, потому что распоряжение такое из Москвы есть. Когда он возвращался в Наливкино, мы часто его провожали. Он был весьма образованный, видно, много читал. Однажды дошли до его домика. Он пригласил нас внутрь. Зрелище было убогое. На окнах висели занавески из марли. Около кровати — такой же полог.
По нашей улице гоняли на огромные луга, отведённые под пастбище, многочисленное домашнее стадо из коров, овец и коз. На протяжении многих лет большое чуевское стадо нанимался пасти живший у моста односельчанин дед Ваня с внуком Ушурой и женой Алёксей. Когда прогоняли стадо, то пыль поднималась столбом и долго стояла в воздухе. Слой пыли на дороге был такой толщины, что ребятишки собирали пыль в кульки и обсыпали друг друга, а потом бежали отмываться на пруд.
В конце улицы, около дома Ивановых (Писаревых — по-уличному), на столбе висело огромное радио, по которому днём можно было услышать новости, музыку, какие-то передачи. По вечерам можно было послушать пластинки. У Соломатиных и Писаревых были патефоны.
Ежемесячно в погожие дни на улице появлялся на лошади керосинщик с бочкой горючего. «Кому карасин, кому карасин?» — делая акцент на «а», орал он во всё горло. К нему подходили с бидонами, вёдрами, флягами и запасались керосином для хозяйственных нужд. Точно также на улице появлялся и «лохмотник», который собирал поношенную ветхую одежду, вещи, а за это давал детишкам шары, свистки, рыболовные крючки, леденцы, петушки на палочке и другое. Но проехать они могли только в погожие дни, потому что в непогоду грязь мешала, а появившиеся трактора «К-700» оставляли после себя буераки в человеческий рост. Но тогда всего этого мы не замечали, а просто жили и радовались.
Мне запомнился один случай из моего детства, когда, встав утром, я услышала гул танков. Я выбежала на крыльцо и увидела, что по улице в направлении Швыркова болота движутся несколько танков. Все жители высыпали на улицу и с ужасом наблюдали за происходящим. Кто-то даже предположил, что началась война. Это было примерно в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов при правлении Н.С. Хрущёва. Возможно, это были военные учения. Когда мы стояли и наблюдали за танками, кто-то из вездесущих мальчишек сказал, что в начале улицы приземлился военный вертолёт. Мы стремглав помчались туда. Тёмно-зелёный вертолёт стоял в нескольких метрах от дома моего деда. Он поразил нас размерами и мощью.
Весной наша улица утопала в роскоши цветущих вишнёвых садов. Огромные вишнёвые сады были у Иноземцевых, Ивановых, Горбачёвых, Семироговых, бабки Бедняжки, Авцыновых, Абакумовых, Назаровых. Когда вишня созревала, то мы частенько забирались в эти сады, чтобы полакомиться вкусной ягодой.
Нельзя забыть целую оранжерею деревенских роз перед домом старушки Марии Егоровны Искорневой и её сына, школьного шофёра Василия. Мы подкрадывались к цветам, рвали и ели их, пока не услышим предупреждающий стук в окошко.
Водопровод через нашу улицу долгое время не проходил. Были колодцы с журавлями, с воротом. Между нашим домом и домом дяди Саши стоял добротный колодец из асбестовых труб. Чистая и холодная вода в нём славилась на всю округу.
Но самое главное, что я и мои сверстники вынесли из детства, — это тогдашнюю атмосферу радости, доброты, счастья. Все помогали друг другу, чем могли. Если кто-то строил новый дом, то все участвовали в этом. Среди улицы мяли из глины и навоза раствор для замазки стен, потолков по дранке внутри и снаружи. Пацаны верхом на двух или трёх лошадях медленно ходили по кругу, а взрослые лили в круг вёдрами воду, а также лопатами и вилами подсыпали глину, мелкую солому, навоз.
Помню три пожара на нашей улице. Горели дома моей тёти Раи Лариной, моей бабушки Гани и дом Найдёнышевых. Соседи бегали с вёдрами и заливали бушующее пламя. Когда приехала пожарная машина, все колодцы были опустошены.
В последний путь на кладбище покойников провожали тоже всей улицей.
Праздник Пасху особенно почитали у нас. Все делились друг с другом яйцами, молоком, творогом, чтобы каждая семья могла достойно встретить праздник. Моя мама, например, перед праздником носила всем соседям, не имеющим в хозяйстве корову, по трёхлитровой банке молока. Другие женщины делали то же самое.
Зимой взрослые мужчины любили играть в домино. По воскресеньям они собирались с самого утра у кого-нибудь дома и играли до позднего вечера. Застрельщиком всегда был мой крёстный дядя Миша. Кстати, зимы всегда были снежные, с огромными сугробами, заметало до самых крыш. По утрам откапывались. Зато как весело было детворе кататься на самодельных санках и ледниках, изготовленных родителями, и с замиранием сердца лететь с высоченной горы!
Когда на нашей улице шли свадьбы, то все любопытные заглядывали в окна, когда вечером подруги и родственники от невесты наряжали дом жениха. Свадьбы шли по два дня: сначала в доме жениха, а потом — невесты. Практически каждый мог выпить за молодых рюмку-другую, а также сплясать в общем хороводе.
Проводы в армию, встречи из армии тоже отмечали с гармошкой и большим количеством людей. Служить в армии было почетно.
Если кто-то на улице резал поросёнка, то обязательно всех соседей приглашали на печёнку.
Когда появились первые телевизоры, на нашей улице их было всего четыре. Мы ходили (как в клуб) к Жигулиным, Логиновым д. Вите и д. Мише. Смотрели кино, чемпионаты по футболу и хоккею. И никто нас не выгонял, хотя, конечно, и надоедали всем.
Дети нашей улицы очень дружили между собой. Все вместе ходили на рыбалку в Чуевский пруд, после дождя собирали опята на лугу. Без помощи взрослых ставили ворота на футбольное поле, обустраивали волейбольную площадку, стол для настольного тенниса. Ранней весной и летом играли в лапту, в «пекарей», в городки, «хоронючки» (прятки), ездили на велосипедах в походы с ночёвкой в деревню Киньшино, устраивали «пятачки» на лугу. Сами проводили соревнования по футболу с ребятами из деревни Наливкино, а также с мальчишками с улицы Садовой (теперь улица Октябрьская).
Многие взрослые приходили смотреть на нашего бессменного вратаря Валерия Иноземцева, нападающих Виктора Логинова, Николая Жигулина, Вячеслава и Владимира Лариных, Алексея Ёлкина, защитников Александра Заичкина, Бориса Мешкова, Ивана Гордеева, Николая Логинова, Александра Жигулина, Виктора Раздобарова и других.
Среди молодёжи было много людей певучих. Половину районного народного хора под руководством Заслуженного работника культуры Г.М. Асламова составляли жители нашей улицы: сёстры Авцыновы, сёстры Жигулины, братья Буданцевы, братья Крутских, братья Окороковы, В. Жданов, О. Калинская и другие.
Можно бесконечно говорить о моей родной улице, где прошли детство и юность, которые трудно представить без окружавших меня добрых и замечательных людей, о которых я вспомнила в этой статье. Они навсегда остались в моём сердце, как самое близкое и дорогое, что было в моей жизни. Так сложилось, что я давно не живу на улице Карла Маркса, но иногда бываю там у родных, с трепетом и волнением прохожу по родным и до боли близким местам.
Тамара ЗАИЧКИНА.
п. Добринка.
❤❤❤